Генрих фон Клейст.
Михаэль Кольхаас
Из старой хроники
OCR, Spellcheck: Илья Франк,
(мультиязыковой проект Ильи Франка)
На берегах Хавеля жил в середине шестнадцатого столетия лошадиный
барышник по имени Михаэль Кольхаас, сын школьного учителя, один из самых
справедливых, но и самых страшных людей того времени. Необыкновенный этот
человек до тридцатого года своей жизни по праву слыл образцом достойного
гражданина. Близ деревни, и поныне носящей его имя, у него была мыза, и,
живя на ней, он кормился своим промыслом. Детей, которых ему подарила жена,
он растил в страхе Божьем для трудолюбивой и честной жизни. Среди соседей не
было ни одного, кто бы не испытал на себе его благодетельной справедливости.
Короче, люди благословляли бы его память, если б он не перегнул палку в
одной из своих добродетелей, ибо чувство справедливости сделало из него
разбойника и убийцу.
Однажды с табунком молодых, лоснящихся, отлично выкормленных коней он
отправился к границе Саксонского курфюршества. Прикидывая, сколько барыша
они принесут ему на ярмарках, он решил часть его, как то и подобает
рачительному хозяину, пустить в оборот, часть же истратить себе на потеху и
радость. В таких размышлениях он достиг Саксонской земли и неподалеку от
горделивого рыцарского замка наткнулся на шлагбаум, которого прежде на этой
дороге не видывал. Он остановил своих коней, как раз когда начался дождь, и
кликнул сторожа: тот вскоре показался в окне и бросил на него угрюмый
взгляд. Барышник попросил открыть шлагбаум.
- Что это у вас за новость? - спросил он,
когда сборщик дорожных пошлин, изрядно помешкав, вышел наконец из дому.
- Привилегия, дарованная курфюрстом нашему господину, юнкеру Венцелю
фон Тронке, - отвечал он.
- Так, - проговорил Кольхаас, - значит, Венцелем звать этого юнкера?
-- и посмотрел на замок, чьи дозорные башни, блестевшие от дождя, уставились
вдаль. - А разве старого хозяина нет больше в живых?
- Помер от удара, - сказал сторож, подымая шлагбаум.
- Жаль! Жаль! - отозвался Кольхаас. - Почтенный был старик,
радовался проезжему люду и чем мог поощрял торговлю и промыслы; он даже
велел вымостить камнем дорогу в деревню, потому что моя кобыла на ней
сломала ногу. Ну, ладно, сколько с меня? - спросил он, с трудом доставая
из-под развевающегося на ветру плаща монеты, затребованные сборщиком. - Да,
старина, - добавил он, когда тот, кляня непогоду, пробормотал еще: "Живей,
живей поворачивайся", - кабы дерево, срубленное для шлагбаума, осталось в
лесу, нам бы с вами куда лучше было.
С этими словами он протянул ему деньги и тронул своего коня. Не успел
Кольхаас проехать под шлагбаумом, как с башни донесся еще чей-то голос.
- Стой, стой, конепас, ни с места! Захлопнув окно, вниз уже торопливо
спускался
кастелян. "А это еще что за новости?" - сам себя спросил Кольхаас и
снова остановил табун. На ходу застегивая жилетку на обширном животе,
кастелян прибежал и, став боком к ветру, потребовал у Кольхааса пропускное
свидетельство.
- Пропускное свидетельство? - переспросил Кольхаас и не без смущения
добавил, что, насколько ему известно, у него такового не имеется. Но если
ему объяснят, что это за штука, то, может, случайно и окажется, что она у
него в кармане. Кастелян, искоса на него поглядывая, отвечал, что без этого
свидетельства ни один барышник со своими конями не будет пропущен через
границу; на что Кольхаас отвечал, что он семнадцать раз переезжал через
границу безо всякого свидетельства и что ему до точности известны все
постановления касательно его промысла: здесь, мол, произошла ошибка, и он
покорнейше просит не задерживать его из-за такой безделицы, поскольку путь
ему еще сегодня предстоит не близкий. Кастелян отвечал, что в восемнадцатый
раз у него ничего не получится, что постановление это совсем недавнее и что
барышник должен либо представить пропускное свидетельство, либо возвращаться
восвояси. Кольхаас, которого начинало сердить это беззаконное
вымогательство, немного подумал, слез с коня, передал поводья своему конюху
и заявил, что сам поговорит с юнкером фон Тронкой. Кастелян семенил за ним,
бормоча что-то о сквалыжных обиралах-барышниках и о том, как им полезно
хорошее кровопускание. Наконец оба, меря друг друга сердитыми взглядами,
вошли в зал.
Как на грех, юнкер бражничал там с дружками, и, когда Кольхаас
приблизился к столу, чтобы принести свою жалобу, все они покатывались со
смеху от какой-то соленой шутки. Юнкер спросил, что ему надобно, рыцари,
завидев чужого, приумолкли, но не успел Кольхаас рассказать о случившемся,
как вся честная компания с криком: "Кони? Где они?" - ринулась к окну
поглядеть, что за кони стоят на дворе. Увидев прекрасный табун, они, с
согласия хозяина дома, стремглав сбежали вниз. Дождь перестал; кастелян,
управитель замка и слуги столпились вокруг рыцарей и тоже глазели на
лошадей. Один не мог налюбоваться рыже-чалым жеребцом с белой звездочкой на
лбу, другому приглянулась караковая кобылка, третий все гладил и гладил
пегого жеребца в черно-рыжих подпалинах. Все в один голос твердили, что
лучших коней еще не видывали на немецкой земле, кони-де что твои олени!
Кольхаас бойко отвечал, что кони не лучше рыцарей, которым предстоит скакать
на них, и предложил купить у него этих коней. Юнкер, которому уж очень
пришелся по душе могучий чалый жеребец, спросил о цене. Управитель
посоветовал ему лучше купить парочку вороных - в хозяйстве, мол,
пригодятся. Но когда конноторговец назвал цену, рыцари сочли ее слишком
высокой, а юнкер так даже посоветовал ему скакать к Круглому Столу и
предложить коней королю Артуру, ежели он за них столько ломит. Смутное
предчувствие овладело Кольхаасом, когда он заметил, что кастелян и
управитель перешептываются, бросая красноречивые взгляды на вороных, и ему
захотелось во что бы то ни стало сбыть им коней. Он оборотился к юнкеру:
- Сударь, полгода назад я купил этих вороных за двадцать пять золотых
гульденов; заплатите мне тридцать, и они ваши.
Двое рыцарей, стоявших подле хозяина замка, недвусмысленно дали ему
понять, что кони стоят этих денег. Но тот, видно, решил - если уж
тратиться, то на чалого жеребца, а не на вороных, и собрался воротиться в
замок. Кольхаас сказал: ну, что ж, может, им удастся столковаться в
следующий раз, когда он будет проезжать со своими конями, поклонился юнкеру
и уже взялся за поводья. Но тут из толпы выступил кастелян и напомнил
Кольхаасу, что без пропускного свидетельства ему ехать нельзя. Кольхаас
обернулся и спросил хозяина, неужто же и вправду существует установление,
которое ставит под угрозу его промысел? Юнкер со смущенным видом отвечал:
- Да, Кольхаас, без свидетельства не обойдешься. Поговори с кастеляном
и ступай своей дорогой.
Кольхаас его заверил, что не собирается пренебрегать установлениями,
касающимися вывоза лошадей, пообещал проездом через Дрезден выправить себе
свидетельство в канцелярии и попросил лишь на этот раз, поскольку такой
порядок был ему неизвестен, пропустить его.
- Ладно, не задерживайте беднягу, - сказал юнкер, а так как непогода
пуще разгулялась и ветер до костей пронизывал его тщедушное тело, то он
добавил, обращаясь к рыцарям: - Пошли! - и направился было в замок.
Кастелян приблизился к нему и сказал, что надо, по крайней мере, взять с
барышника залог, а то он не станет выправлять себе свидетельство. Юнкер
снова остановился, уже у самых ворот. Кольхаас спросил, во сколько, деньгами
или вещами, он оценивает залог за вороных. Управитель пробурчал себе в
бороду, что лучше будет, если в залог он оставит самих вороных.
- И уж конечно, всего разумнее, - поддержал его кастелян, - а как
выправит свидетельство, может их забирать в любое время.
Кольхаас, пораженный столь бесстыдным требованием, сказал продрогшему
юнкеру, который Далее для ознакомления
