Лесь Гомин
Голгофа
OCR Ю. М. Муращенко http://lib.aldebaran.ru
"Голгофа": Картя Молдовеняскэ; Кишенев; 1963
Аннотация
Роман написан на основе достоверных фактов, взятых из жизни молдавских
монастырей в период между революцией 1905 года и Великой Октябрьской
социалистической революцией. Центральной фигурой романа является пройдоха и
жулик Иван Левизор (в монашестве иеромонах Иннокентий), уроженец с. Косоуцы
ныне Сорокского района Молдавской ССР.
Автор показывает чудовищные преступления, совершенные этим проходимцем
с позволения и при участии высших духовных и светских властей, наживавшихся
на обмане крестьянской бедноты.
Написанная четверть века тому назад, книга представляет большой интерес
и в наши дни, так как она зримо, в художественной форме разоблачает
"святость" творимых иннокентьевцами дел.
Лесь Гомин
Голгофа
Жене, другу посвящаю
Автор
[Image001]
ПРОЛОГ
1
Отец Досифей, заступив на стражу у монастырских ворот, укладывался
спать. Вдруг кто-то постучал. "Нечистая сила, - подумал отец Досифей. - И
кого это черти носят ночью?"
- Во имя отца и сына и святого духа, кто там?
- Свои... Откройте. Не бойтесь, - молодо прозвучал из-за ворот сочный
голос.
Отец Досифей открыл калитку. Темная фигура, согнувшись, протиснулась в
узкий проход и выпрямилась перед отцом Досифеем. В темноте он не мог
рассмотреть гостя. Тот возвышался над ним, словно высокая башня.
- А чего тебе, добрый человече, нужно? Зачем так поздно к нам?
- Дело есть, святой отец. Я хотел бы видеть игумена.
- Отец игумен, наверное, уже спят. Подожди до утра.
- Вы все же покажите, как пройти к нему. Может, и примет.
Что поделаешь. Отец Досифей вынужден был уступить настойчивому гостю.
- Подожди, брат, вот позову сторожа.
Зачем здесь сторож? - спросил кто-то из темноты скрипучим голосом.
- Отец игумен идут, - шепотом молвил отец Досифей гостю. - Вот они.
Гость насторожился. Мелкими шажками к ним приближалась какая-то
бесформенная фигура.
- Слава отцу и сыну и святому духу ныне и присно и во веки веков, -
приветствовал отец Досифей.
- Аминь, - закончил игумен. - Так зачем здесь понадобился сторож?
- Да вот, отче, гость пришел к вам. Я думал, вы спите, и не хотел
беспокоить.
- Благодарю, брат, за заботу. Но кто приходит ко мне с именем божьим,
для того я никогда не сплю. А ты кто, раб божий? По какому делу ко мне? -
спросил игумен.
- Отче, мне надобно исповедаться, - падая на колени, проговорил гость.
- Хорошо, пойдем...
Игумен засеменил к своей келье. Гость на расстоянии следовал за ним.
Русокудрый юноша-послушник, стоявший у входа в келью, низко поклонился
игумену. Тот в ответ едва заметно кивнул головой и приказал:
- Подай, Василий, все, что нужно для исповеди.
Юноша молча поклонился и исчез за дверью.
Гость вошел в келью игумена и остолбенел, изумленный ее обстановкой.
Пышная резная кровать с горой подушек в вышитых молдавскими узорами
наволочках, расшитое домотканое одеяло, самые дорогие молдавские ковры - все
приковывало взор. Киот с лампадкой и золотым распятием, толстое Евангелие в
серебряном с золотом переплете, мраморный белый умывальник с шестикрылым
серафимом, держащим в обеих руках большой ковш с золотой крышкой, навевали
на него суеверный ужас. Он испуганно оглядывался, не зная, куда ступить. А
отец Ананий, оседлав очками свой маленький, как кнопка, носик, пристально
рассматривал гостя.
Перед ним стоял юноша лет двадцати пяти, высокий, стройный, плечистый.
Лицо продолговатое, смуглое, с чистой бархатистой кожей. Длинный прямой нос
красивой формы, красные губы плотно сжаты, словно в каком-то напряжении.
Черные глаза, обрамленные густыми ресницами, смотрят будто из бездны. Вся
фигура - крепкая, внушительная. Это было одно из тех лиц, которые вызывают
на откровенность. И только в том месте, где нос сходился со лбом,
прорезались складочки своеволия, упрямства. А брови, соединяясь над
переносицей, совсем меняли лицо, и из-под них выглядывали глаза уже другого
человека: пытливого, хитрого. Гость был в одежде бедного молдавского
крестьянина. Отец Ананий искренне удивился:
"Зачем этакому исполину понадобился монастырь? Что привело сюда этого
чудилу?"
Но вслух сказал:
- Раб божий Иван, отдай честь святым иконам и поведай о своем деле.
Иван резко повернулся к отцу Ананию и быстрым взглядом окинул его
уродливую фигурку.
Отец Ананий был низенький, как гриб, сухощавый, с белой бородой, почти
достигавшей пояса, с седыми космами волос и белыми нависшими над глазами
бровями. Глаза - как два зеленых пятнышка на болотной воде. Лицо маленькое,
сморщенное. А впрочем, лица словно и не было вовсе. Глаза все время суетливо
бегали, будто искали что-то и непременно, обязательно должны были найти.
Иван трижды перекрестился и, поклонившись, молча достал кошелек, вынул
пять золотых червонцев и положил перед игуменом.
- Возьмите, отче, на церковь.
Два зеленых пятнышка забегали быстрее, а кнопка носа окончательно не
могла найти себе места в зарослях усов и вертелась, словно от испуга.
- Садись, раб божий, с дороги надо поесть. А потом, подкрепив тело,
полечим и душу.
Предложение понравилось Ивану. Он поспешно сел к столу, но вот... куда
ему девать заскорузлые, грязные руки, чтобы не испачкать скатерти? Игумен
позвонил. Вошел послушник.
- Василий, скажи эконому, пусть соберет нам ужин и сам приходит сюда. -
Послушник поклонился и вышел.
- Ну, раб божий Иван, не приступишь ли к делу? Говори, что привело тебя
в божий дом?
Ох, эти проклятые черные, вымазанные в навозе руки, хоть гречку на них
сей, а под ногтями, кажется, трава могла бы расти... Глянул на них - и
окончательно растерялся. Куда девать эти руки, которые кажутся на фоне белой
скатерти двумя комьями земли? Иван ерзал на стуле. Отец Ананий смотрел на
него с отвращением.
На миру он вращался в светском обществе, и неотесанная монастырская
братия приводила его в отчаяние. Отец Ананий брезгал садиться с монахами за
трапезу. Его тошнило от их присутствия, и он становился все более
раздражительным. Часто братия тайком роптала на сурового игумена, а он,
прослышав об этом, еще больше придирался к каждому, и в конце концов между
ним и монахами возникла пропасть недоверия и ненависти; поэтому и сейчас,
когда отец Ананий смотрел на Ивана, из глубины его существа поднимались
злость и отвращение. Физическая красота этого юноши раздражала его, а
неопрятность вызывала тошноту. Впрочем, он должен был это терпеть и узнать о
деле. И он ласково обратился к гостю:
- Не помыться ли тебе с дороги? Ты, видно, прошел немалый путь,
запылился...
Иван почувствовал намек - и еще больше смутился.
- Правда ваша. Мне бы помыться... если позволите.
Отец Ананий снова позвонил.
- Василий, пусть человек помоется.
Гость вышел, а отец Ананий задержал Василия и торопливо приказал ему:
- Вымой и почисти эту скотину, чтобы не походила на свинью,
вывалявшуюся в грязи.
- Слушаюсь, отче, вымою.
Через полчаса Иван сидел уже чистый, и только теперь видно было, что он
действительно красив. Когда он вошел, стол уже был накрыт, а у стола сидел
отец эконом - скрюченная, жалкая фигурка с огромной лысой головой.
Поздоровавшись, Иван сел поодаль.
- Ну, благослови, боже, - промолвил, перекрестившись, игумен. - Будем
ужинать.
Перекрестился и Иван.
- Не годится, отец игумен, всухую кушать, - заметил отец эконом. - Надо
бы помаслить еду. На миру это любят.
- Еще что скажешь! Разве можно перед исповедью?
Бог простит... Далее для ознакомления
